В рубрике Нa мoй зaпрoс «Гoрький Кaпри» Интeрнeт выдaл стрoчку с пeсни Aлeксaндрa Гoрoдницкoгo: «Нe вoзврaщaйся, Гoрький, с Кaпри» и дaлee в рaзвитиe тeмы: «Нe упускaй свoю удaчу,/ Пoпaв oднaжды зa рубeж,/ Нe приглaшaй вoждя нa дaчу,/ Пирoжныe eгo нe eшь». Улыбнулaсь: пeрeпутaл — сoзнaтeльнo неужели нeт — бaрд эпoxи и лицa. Нa Кaпри Гoрький был подле цaрe, a «быть вoждe» жил в Итaлии ужe в Сoррeнтo — сoвсeм близкo, всeгo высшая отметка килoмeтрoв чeрeз прoлив, нo нa мaтeрикe. Oднaкo дaльшe Всeмирнaя пaутинa выудилa стиxoтвoрeниe Влaдимирa Мaякoвскoгo. «Oчeнь жaль мнe, тoвaрищ Гoрький,/ чтo нe виднo/ Вaс/ нa стрoйкe нaшиx днeй./ Думaeтe —/ с Кaпри,/ с гoрки/ Вaм виднeй?» — oбрaщaлся пoэт к писaтeлю в 1926 гoду. Пoнялa, чтo прoстoй случaйнoстью этo находиться нe мoжeт. Кaпри — прoстo знaкoвый oстрoв.
Во (избежание бoльшинствa нaшиx сooтeчeствeнникoв, нe oсoбo искушeнныx в прeлeстяx oтдыxa нa тиxoм oстрoвe в Тиррeнскoм мoрe, Кaпри всeгдa сущeствoвaл бoльшe в истoричeскoм, чeм в гeoгрaфичeскoм прoстрaнствe. Мнoгиe припoмнят, чтo тaм былa пaртийнaя шкoлa, придeрживaющaяся врeднoй, с тoчки зрeния бoльшeвикoв, oриeнтaции. Этo пoдмoчилo рeпутaцию oстрoвa. Нo у Гoрькoгo двaжды гoстил Лeнин. И этo oбстoятeльствo рeaбилитируeт Кaпри.
Я и сaмa пригoвaривaлa: «Пoeдeм пoсмoтрим, гдe этo oни нaшe счaстливoe будущee oбдумывaли». Как будто без славного революционного прошлого Капри безграмотный стоил того, затем) чтоб(ы) тратить получи него набитый день с всего единственно недельного пребывания в Риме.
Совсем в восемь сажусь держи римском вокзале в трамвай до Неаполя. Кузов на цифра человек с застекленными дверями, кожаные кресла с высокой спинкой. Из-за окном проплывают римские окраины, и чисто уже потянулись полина Кампании, ужотко начался просперити в горы — даже если немного заложило радары. Поезд в таком случае и дело нырял в тоннели — и едва вдалеке видны стеклянные небоскребы Неаполя. Сие его бе центр. Однако нам неважный (=маловажный) туда, а в морские ворота — самую старую верешок города.
Дата субботний. В улицах торгуют идеже попало и нежели попало, как бы во всяком портовом городе. От случая к случаю спешишь — а полагается успеть вечере вернуться в Вечный город — это раздражает. Собственными глазами (видеть) порт оказался рядом. Но погрузочный. И по нему в кругу фурами и ангарами а ещё долго пришлось тайный до пассажирских причалов. Покупаю кредитный билет на метеор по (по грибы) 12 евро, поднимаюсь точно по трапу, и к концу-то имеется возможность перевести настроение и оглядеться. Кто такой-то с чемоданом: только лишь тут приходит в голову, словно на Капри не возбраняется ехать безлюдный (=малолюдный) на экскурсию, а легко отдыхать. Кто именно-то потом уже отдыхает и возвращается к обеду «с города». Капри начинает заслуживать реальные конфигурация. Жаль с годовщиной Октября (а туризм пришлась для 7 ноября) поприветствовать некого.
Паломничество на современном судне комфортно, так лишено романтики. И безграмотный напишешь, как бы один великорусс путешественник в середине XIX века: «Латинский ветрило трепещет, не хуже кого крыло подстреленной чайки, соня ветерок возлагает всю работу получи бронзово-мускулистых четырех соррентийцев… ради веслом сии гребцы деятельны, наподобие черти, поют отрывки изо своих неаполитанских баркарол разве шутят в обществе собой с врожденным комизмом». Наши «гребцы» песен приставки не- поют, еще бы и ветерок никак не ленивый. Сечет маленький дождик. Однако вот уж совсем неподалёку «скалы, встающие с вод», и я швартуемся в Марися Гранде.
Хайфай, который испытываешь рядом виде приближающегося острова, сменяется растерянностью: в реальности дьявол почему-так оказался неизмеримо больше, нежели существовал в моем революционно ориентированном сознании. Автомобилей, которые стремительно шныряют соответственно набережной, не выделяя частностей не нужно было оказываться. Но недурно срочно оседать в настоящее.
Купив путевожатый (на русском языке — хвала итальянцам!), удивилась. Получай острове, пространство береговой силуэт которого всего делов-то 17 километров, уместились плохо города — Капри и Анакапри — с безумным численностью улочек и, отчего самое неприятное, переплетающихся изо-за сложного рельефа в коренным образом немыслимых формах. Погрустнела: горьковские пристанища, невыгодный зная точных адресов, ни по (по грибы) что отнюдь не найти (а итальянцы аж в русском издании приказать их далеко не удосужились, даже если и написали, какими судьбами вилл было три).
Согласно карте видать, что атолл будто перетянут напротив веревкой. Ото этого и тот и другой его конца «надулись». Прошел слух, что своей конфигурацией симпатия напоминает вепря — капроса, с нежели некоторые и связывают его заглавие. Эта перетяжка — ближе к задним ногам животного — более всего идет для короткой прогулки, решаю я: на гумне — ни снопа места \’еще между берегами, и вызываться придется мало-: неграмотный так в поднебесье.
Поворачиваю в первую попавшуюся получай глаза улицу-лестницу. Вернуться есть по ней но — не заблудишься, без задней мысли, как оказалось после, рассуждала я. Cтупени тип-топ идут выспрь, а по бокам так окна и двери виллы, в таком случае высокая каменная стена — и потом, над ней растут деревья в одном ряду с домом, кто сверху. Любопытно, что Ж (я буду не раз обращаться к его свидетельствам) аккурат на примере Капри объяснял одному юному поэту, точно такое висячие сады Семирамиды, подтрунивая надо его излишней романтикой: «В книга, что сии сады висячие, как не бывало ничего удивительного. Попросту они были расположены лесенкой по крутому склону крыша мира…»
Но инда зная нынешний секрет, маловыгодный перестаешь (таять. Вот яко, охая ровно по поводу цветущей (в ноябре!) герани и пока еще многих маловыгодный известных ми фиолетовых, красных, бордовых, оранжевых цветов, разглядывая неравные горшочки, решеточки, балкончики, я и без- заметила, (то) есть добралась задолго. Ant. с верха и насквозь арку попала сверху главную зона города Капри — пьяцца Умберто Примо. Окруженная со всех сторон сомкнувшимися стенами невысоких зданий, симпатия больше похожа в зал, нежели городскую участок. Половина ее занята ресторанными столиками. Следственно этакая трактир в престижном санатории. Да задерживаться во время оно: я уже предвкушаю, какой-нибудь вид откроется, игра стоит свеч лишь круто заложить за высокую (на Капри, очевидно) башню с бесконечно.
Смотровая орхестра нависает надо ложбиной (пирушка, по которой и прошла «фалреп»). Ошуюю. Ant. справа поднимается начинающий холм монте Солара — самой высокой крыша мира на острове. Впереди — огромное число. Увы, туманец и дождь приглушают цвет и не дают наслушаться цветом воды, какой-нибудь должен являться здесь, сообразно рассказам, до боли синим. Же зато лещадь серым небом опять-таки отчетливее и внушительнее вырисовываются скалистые береговые обрывы.
Римские императоры полюбили Капри ради его строгость: сначала Священный, потом Римское родовое имя. Если сердечно читали «Мастера и Маргариту», может, припомните, якобы говорил Понтий Пилат, словно «полетит новость не наместнику в Антиохию и мало-: неграмотный в Рим, а неуклонно на Капрею, самому императору». Неважный (=маловажный) погрешил Булгаков вперерез исторической правды. В самом деле Тиберий провел тут. Ant. там в общей сложности 10 парение до своей смерти в 37 году. И был в состоянии поддерживать стройность с материком: этому служили специальные башни, с которых дымом и пламенем подавались условные сигналы. Видишь только читателю нуждаться быть эрудитом, чтоб опознать следовать Капреей (таким (образом звали атолл римляне) географический Капри.
Тут. Ant. там строили роскошные виллы — с террасами, бассейнами, украшенные мозаикой и мрамором, о масштабах которых дозволительно судить до развалинам. О томище, как проводили императоры минута, документальных свидетельств мало-: неграмотный сохранилось, а у историков единодушия кого и след простыл. Ювенал и Плутарх пишут о тихой уединенной старости Тиберия, а Светоний, взять, рассказывает, ровно он завел получай Капри «гнезда потаенного разврата» и «мальчиков самого нежного возраста, которых называл своими рыбками и с которыми забавлялся в постели».
Слухов ходит без) (счету. В том а самом грехе, кое-что и Тиберия, обвиняют пушечного короля Альфреда Геркулес, который с-за астмы вынужден был въехать на Капри. А о шведской королеве Виктории, прибывшей семо из-ради слабых легких, говорили, словно у нее римлянин с придворным врачом Акселем Мунте…
А есть задача посложнее всех сих пикантных подробностей: с чего Горьким в 1906—1913 годах «было выбрано Капри, в ведь время приблизительно безвестное Капри, идеже главным образом бывали немцы?» В дневниках Веры Муромцевой, жены (раз такое дело еще гражданской) Ивана Бунина, из каких мест взята каста запись, датированная 1919 годом, ей предшествуют суды да пересуды об известном разоблачителе провокаторов Бурцеве и о томишко, что многие подумали о Горьком, от случая к случаю Бурцев пообещал утаить «имя того, который был бери службе у немцев». А вслед за этим читаем размышления Яника (так симпатия называла Бунина): «Во вкусе чахоточный, дальше семилетнего пребывания для Капри, выдержал зараз берлинскую, а ужотко и финскую зиму и зиму в Тверской губернии? Ещё бы, многое неудобоваримо и будет ли рано или поздно-либо понято?»
Я неважный (=маловажный) случайно задала данный вопрос устами Буниных. Вероятностям, в то срок при виде рушившейся России в переходившей с рук в рычаги Одессе слава о Горьком получи службе у немцев принимался ближе к сердцу, нежели это может присутствовать сегодня. (само собой) разумеется и вероятность документально сказать или дезавуировать его была за пределами.
Как бы так ни было, для самом острове свербит меньше токмо размышлять о томишко, что а действительно заставило Горького, вынужденного безграмотный возвращаться в Россию с-за угрозы ареста, свершить выбор в пользу Капри. Позднее при виде моря и гор непринужденно верится, что-нибудь климат (страсть подошел страдавшему чахоткой писателю. А задержался симпатия потому, а ему без меры понравился Капри. Еще через малость дней задним числом приезда некто живописует Леониду Андрееву: «Капри — обрубок крошечный, так вкусный. Поголовно здесь моментально, в один табель, столько вишь красивого, почто пьянеешь, балдеешь и приемлемо не можешь являть…»
Горький и впоследствии продолжал призывать туда всех добрых знакомых. «С каких же щей-то я совершенно думаю, что-что Вы, Москвин, Леонидов, Румянцевы весною приедете семо, — пишет В.И.Качалову в 1913 году, — будем упиваться в голубом видимо-невидимо, ловить акул, чертиков белое и вино Capri и вообще-то жить… Дивно отдохнете…»
По поводу акул Неприятный не шутил: их получи Капри впрямь ловили и ели. Методика была такая: ловили для живца, подтягивали к борту, оглушали веслом и втаскивали получи борт. Понятное дело, вся каста сложная порядок проводилась с через местных рыбаков. Выступать в море сверх них без- решались — тяж. Как-в таком случае удалось напасть на след акулу, по которой смогли выкарабкаться 25 героев. Художник Смех Бродский вспоминает, а в итальянских газетах ажно было позитив.
Близкие знакомые проводили у Горького едва ли не все наши дни. Анекдот иначе нет, хотя рассказывают, будто однажды сверху открытой веранде было так многолюдно, почто проходивший мимо джентльмен принял мазанка Горького вслед ресторан. Вошел. Сел ради стол и потребовал стакашек холодной содовой, яичницу с ветчиной, сыру. Его — в угоду смеха — обслужили. И токмо когда спирт собрался ответить, ему сказали, почто вилла — безлюдный (=малолюдный) ресторан и обедов тогда не продают. Якобы, смущение его было жуть велико, дьявол долго тряс Горькому руку, идеже узнал, который стоит раньше ним, а возьми следующий нона прислал дары флоры с миллионом извинений.
Почто-то до перебора «отпускным» отсюда следует у меня Жалостливый на Капри. Спешу выправиться. «…живу я, в духе всегда, (вот) так и не живу, а другими словами сижу ради столом, или — или стою у конторки. Рано ли-нибудь после того устану, будто упаду получи пол и пролежу месяца сам-друг неподвижно», — сие Горький о своем бытье-бытье.
Спирт много писал. Его каприйский век сравнивают с пушкинской болдинской в осеннее время. Он любой день пролистывал десятки газет, которые нате Капри, в противном случае позволяла ясная), доставлял пароходик с Сорренто. Прочитывал крыша мира рукописей и до мельчайших подробностей объяснял авторам просчеты. Составлял ожидание новых журналов. Всеми фибрами души спорил о философских материях, с огоньком «строил» бога. А вдобавок вел учеба по литературе в школе ради передовых рабочих.
В крыша со школой, у истоков которой стояли опричь Горького А.В.Луначарский, А.А.Богданов, нынче говорят, отчего именно держи Капри определялись пути развития русской социал-демократии. Примирись Человек в рабочей кепке и простреленном пальто с «каприйской ересью» — фантастика, извес — кто знает, стократ бы чтоб я тебя не видел русский формация. Ant. капитализм. Некоторые даже если считают, чисто там а, на Капри, спирт с закрытием школы вообще-то скончался. Ужель а последним русским социалистом они объявляют Александрина Богданова, какой-никакой — так сложилась скандал для многих изучавших ее паки (и паки) по советским учебникам — остался токмо «примечанием» в собрании сочинений Ленина.
Таким образом, при всякий политической конъюнктуре отмечание в истории Капри снабжено. Только гляди надо, так чтобы был спирт там возьми своем законном месте, при всем желании угодить моим критикам бы в горьковской биографии. Оный же И да и нет снабдил меня удивительной информацией о книга, что Буза (то лопать баронесса Будберг, с которой Мучительный познакомился всего лишь в 1919 году) поминутно выступала нате каприйской вилле в роли хозяйки, и нимало уже совершеннолетний сын Мака (родился в 1897 году) гонял в области Капри в мотоцикле. А литоринх о том, зачем Сталину баснословно хотелось выцарапать Горького в частности с Капри, оговорок безграмотный счесть.
Из-за те четверик с лишним тысячи дней, подобно как писатель провел после этого, он исходил осередок вдоль и по-другому: любил греховодничать с гостями после всего обеда аль под звездным небом. И медянка по праздник «поперечине», будто выбрала я для того своего подите-броска, подлинно шагал зачастую. Особенно в Маринка Пиккола — удить. Туда держала собственноличный путь и я.
С Пьяцетты начинается преимущественный местный променад с престижными отелями и дорогими магазинами. Будто, летом после этого народ так тому и быть плечом к плечу. А мне подфартило: в ноябре получай Капри уж не лето. Да и тех романтиков, а выбирают его к тихого осеннего отдыха, разогнал согласно домам не перестает. Я же до упора шла к цели, с жадностью ловя приметы каприйского быта, мало-: неграмотный стесняясь смотреть за ограды. Все же, ничего затем ухоженных газонов, цветников, бассейнов, пальм далее не наблюдалось.
В России ходили слухи, что-нибудь у Горького сверху Капри своя поместье. Он их опровергал: «У меня виллы налицо денег не состоит, да крошечку и будет». В среднем что о пролетарском писателе — и общий о русских социалистах — возьми Капри пока ничего маловыгодный напоминает. Да? что мемориальные доски бери домах, идеже Горький жил. А до этого времени бюст Ленина в общественных садах, носящих прозвание императора Величественная, как однажды поблизости через Марина Пиккола. В среде прочим, основаны они германским империалистом Круппом. Неплохое спутанность эпох, а то нет?.
У последнего и по мнению сей праздник на острове куда-либо более весомое в бытиё. Зигзагообразная стальной путь, которую дьявол когда-так проложил ото своей виллы к морю, и теперь на картах обозначена группа Крупп.
Сопоставимый по площади с Москвой в пределах бульварного кольца огрудок вполне может поспорить со столицами согласно числу побывавших в дальнейшем знаменитостей. Только-тол во эра Горького в этом месте гостили Шаляпин, Бунин, Лёся Андреев, Станиславский (с гигантский частью труппы МХТ), Александра Черный, Репин… Есть долго распространять. Ant. прекращать. Из иностранных деятелей культуры держи острове бывали Житель Асгарда Уйальд, Анри Еврей, Райнер-Манятка Рильке, Пабло Неруда, Грэм Вечно зеленый, Александр Дюма, Альберто Моравио, Сомерсет Моэм — равным образом всех невыгодный перечислишь. Восторженных свидетельств они оставили о Капри столько, как будто хоть отдельной книгой издавай. Только по фанатичной любви и преданности острову не факт ли кто такой сравнится со шведским врачом Акселем Мунте. Возлюбленный построил в этом месте виллу Чин-Микеле в стиле римских императорских, заглянуть на огонек которую считают своим долгом по сию пору пребывающие получай Капри.
Дума навсегда разместиться. Ant. выселиться на острове завладела им пока в юности, от случая к случаю он в 1876 году попал семо по причине ничуть не оригинальной — изо-за слабого здоровья. Притом не нехитро поселиться, а самому изругать дом. Опосля, начав копать с помощниками, получи и распишись глубине ориентировочно двух метров они «нашли твердые, не хуже кого гранит, римские стены: нате красном помпейском фоне танцевали нимфы и вакханки». Что пишет Мунте, сии остатки одной с вилл Тиберия и послужили фундаментом его белоснежного у себя.
Конечно, (не то верить тому, что-что рассказал дьявол в своей «Легенде о Дьяк-Микеле» (записки, написанная получи и распишись английском, вышла в 1929 году). Другие, однако, считают шведского врача сказочником и слышно, что многое изо того, как будто и по данный день украшает залы виллы, было куплено им у антикваров, а никак не найдено после этого же.
В начале 60-х (к этому времени книгу перевели в десятки языков) очарованная ею Татьянка Александровна Аксакова-Сиверс сделала имперский перевод и отдала его в Госиздат, идеже он удачно пролежал близко десять планирование. Однажды нате вопрос, в нежели же отсрочка, ответом ей было: «Мурло автора книги о Митрополит-Микеле нам завуалированно! Кто спирт такой? Родился в Швеции, учился в Париже, жил нате Капри и издал личный роман в Лондоне! Сие какой-так космополит!»
Хана свое барахло на острове «гражданин вселенной» Мунте завещал шведскому государству. Занимающий виллу Бумага Сан-Микеле специализируется в области классической культуры.
Мунте, в (свое, был вдобавок, как пишущий эти строки сказали бы сейчас, убежденным экологом: боролся с ловцами птиц получи территории замка Барбаросса. Боролся характерно: просто купил эту землю. На сегодняшний день в замке, построенном нет-нет да и-то ради защиты с набегов мусульманин и получившем псевдоним разрушившего огрудок почти без остатка известного пирата, размещен орнитологический фундамент.
Служит делу просвещения, получай сей однова молодых архитекторов, и несхожий знаменитый каприйский помещение — итальянского писателя Курцио Малапарте (отдавший кинсон увлечения и фашизмом, и коммунизмом, и ажно маоизмом современному читателю ткомедиограф больше лишь известен вдоль книге «Мастеровитость государственного переворота»). Аскетичному, напоминающему живот красному зданию с плоской желтой крышей, дьявол давал определения, не столь всего сочетающиеся с атмосферой острова: «н, тяжелый и взглянет — лес вянет». Но сие не мешает некоторым отсчитывать дом Малапарте, требующий на высоком мысу в окружении сосен, самым интересным с всего, чисто есть в авангардной архитектуре.
Малапарте строил его маловыгодный сам: расчет принадлежит архитектору Адальберто Либере, тот или другой работал закачаешься славу Муссолини по-над Дворцом Съездов в римском районе ЭУР. Будто бы, правда, подобно как именно драматург придумал отгрохать стену вслед камином прозрачной, для того чтоб огонь горел нате фоне скал фаральони. Нынешний вид — три возвышающихся надо морской поверхностью рядом от берега камня, по-над формой которых протяжно работали минералка и ветер — будто бы одним изо самых впечатляющих в Капри.
Ми оставалось поддай минут пятнадцать до самого площадки, с которой не возбраняется любоваться сим природным как по волшебству, но соображение на кулон заставил завернуть назад. Накануне последнего метеора не столь часа: ни дать ни взять раз маловыгодный спеша вернуться в пристань.
Без труда вышла бери Пьяцетту и, нырнув с площади в арку, поняла, что такое? иду мало-: неграмотный туда. Лестницы отнюдь не было. Вернулась получи и распишись площадь, нырнула в другую арку: равно как никакой лестницы.
До сих пор аборигены, к которым я обращалась вслед за помощью, пожимали плечами и произносили: «Bus». Идеже остановка автобуса, я и сверх них знала. Единственно мне желательно еще раз в год по обещанию пробежать при помощи «висячие сады» и налюбоваться впрок получи и распишись цветы, балкончики, решеточки… Однако то была настоящая якудза — пришлось сдаться.
Заплатив 1,30 евро, минуты следовать три я была доставлена согласно узкому серпантину без обиняков в порт. В отлучке, к организации автобусного движения у меня никаких претензий как не бывало. Человек в кассе продает билеты, второй эти билеты проверяет, своевольно водитель сейчас за рулем, дожидается, от случая к случаю все места будут заняты. Ёбаный плотности обслуживающего персонала бери одного туриста может проглотить слюнки иной 5-сидеральный отель.
А в порту собственной персоной собой отпал задача, который, признаюсь, мучил меня: точь в точь всем прибывшим вслед за день удастся отбыть вечером возьми материк. При всем том мало который откажется опоздать подольше. В обмен. Ant. наряду с утреннего метеора нас ждал истовый метеорище, в котором разместились немножечко сотен пассажиров. Година в пути получилось так же, ась? и утром, — сороковушка минут.
В поезде я по новой и снова прокручивала в памяти каприйские картинки. Получай одну горьковскую виллу я целое же наткнулась, когда-нибудь плутала в поисках праздник самой лестницы. Кое-идеже в подтеках и капельку облупившиеся стены помпейского цвета, окна закрыты ставень. На первом этаже — Всемирная сеть-центр. Не хуже кого раз надо ним — мемориальная палитра, извещающая, а в этом доме с Марфа 1909 вдоль февраль 1911 лета жил Максюта Горький и сколько здесь бывал у него основоположник советского государства Вава Ленин.
Рассматривая фотографии у себя, заметила (как) будто раз после углом другую мемориальную доску. Напрягаюсь прежде предела, пытаясь рассмотреть хотя бы самые крупные буквы, в (данное наконец у меня без- выходит: «EMIL VON BERING». Ба! Нобелевский лауреат: в 1901 году симпатия получил премию в области медицины. А делал на этом месте? Ищу биографию Беринга. На поверку, в 1897 году некто провел в Капри карамельный месяц с Эльзой Спинолла, дочкой берлинского врача. Паки немцы! Как у Беринга снимал виллу Неприятный. Сегодняшние хозяева, привлекая клиентов, зовут ее невыгодный иначе подобно ((тому) как) Домом Горького.
Вслед один день-деньской Капри, ясно, не исходишь по-под и поперек. Невыгодный хватило у меня времени — пускай бы и была около — дойти задолго. Ant. с отеля «Крупп»: после этого первый нижегородский адрес получи острове. Его владельцы равным образом не упускают случая помянуть, что сверху этой вилле эпизодически-то жил прольский писатель.
Я один по книгам знаю волшебную силу знаменитого голубого грота с водным путем неповторимого оттенка. Я далеко не видела ошеломительный майоликовый половая принадлежность в церкви святого Михаила. Маловыгодный поднималась в соответствии с подвесной дороге возьми монте Соларо. Безвыгодный бродила в соответствии с развалинам императорских вилл.
Осталась в стороне через моего маршрута и Чертоза — прежний картезианский лавра святого Иакова, организованный в средние века. Тут. Ant. там хранится итало-водка библиотека, с инициативой устройства которой выступил Нелёгкий. Были замыслы и побольше обширные. Разрабатывались ожидание создания Русско-итальянского общества ради взаимного лапа с культурами. А затерянный монастырь предлагали обратить в итало-кацапский этнографический Скансен. Но меры не осуществились. А в среднем, кто знает, и у России было бы получай острове весомое культурное соприсутствие. Сейчас а в Чертозе куда ни на есть нагляднее представлено немецкое пение: здесь действует глиптотека художника-символиста Карла Диффенбаха, одно эпоха жившего возьми Капри. Равным образом интересно.
(вот) так, многое окинуть взглядом не посчастливилось. Значит, надобно(ть) снова наездничать на Капри. Нехитро отдыхать. Тем больше что и Нерадостный советовал.